Дни турбиных постановка. Михаил булгаков дни турбиных пьеса в четырех действиях


Трагедия гражданской войны - одна из важнейших тем русской литературы XX в. Не обошел ее вниманием и Булгаков. «Великий раскол», распадение нации на враждующие лагери часто изображалось в 1920-е - 1930-е гг. через распад семьи. Например, в «Донских рассказах» и «Тихом Доне» М.А.Шолохова гражданская война разводит по разным воюющим станам родных братьев, отцов и их детей. И все-таки дом, семья остаются для большинства писателей главной надеждой на возврат к нормальной жизни, на сохранение культуры. Человек и грозная, ломающая его судьбу эпоха - вот две конфликтующие стороны в драме «Дни Турбиных» (1926, опубликована в 1955).

Подобный конфликт - конфликт частной, нормальной, гармоничной жизни и обезличенного сурового Времени - обусловил и образный строй, и жанровые особенности пьесы. В центре внимания Булгакова - не просто гражданская война, а взорванный ею уклад жизни, люди, лишенные привычного и родного для них мира. Трагическим лейтмотивом звучит в «Днях Турбиных» тема ненужности, «потерянности» честного, интеллигентного, сильного человека - Алексея Турбина.

Дом и Город - традиционные составляющие булгаковского художественного мира. Подобно тому, как это будет в прозе писателя - «Собачьем сердце» и «Мастере и Маргарите», - пространство «Дней Турбиных» складывается из двух качественно различных сфер. Первая - киевская квартира Турбиных. Важнейшие составляющие этого пространства - уют, гармоничность, одухотворенность, божественное тепло. В центре этого мира - прекрасная женщина, сестра Алексея Елена. Кремовые шторы, белоснежная скатерть, цветы, нежная музыка старинных часов и, конечно же, камин с его ласковым ровным теплом - вот предметные составляющие турбинского быта. Этот быт - не просто комфортная обстановка для разнеженных дворян. Он - условие их духовной жизни, их бытия. Здесь вспыхивают остроумные диалоги, переживания героев глубоки, но не натужны: психологизм сплавлен с легкой игрой, с артистизмом, со щегольством слога. Бытие, то есть исполненная высокого смысла жизнь, немыслимо без культуры, в том числе без культуры бытовой и без культуры речи. Сомнительна духовность тех, кто лишен нормальной жизни: своего дома, своей семьи, своей музыки, своего языка.

Семья Турбиных - островок культуры в бушующей стихии бескультурья, озлобленности и подлости. Такой стихией захвачен Город - вторая пространственная сфера пьесы. Время действия, указывает драматург, - «страшный год», вокруг турбинского дома - «зимняя ночь». Что же там, за пределами уютной турбинской «гавани»? Там, по словам Алексея, «чертова комедия» гетманщины, там «черный туман» петлюровщины, там лишенное смысла существование «кофейной армии», как иронически называет Турбин сослуживцев-офицеров. Три картины пьесы, непосредственно следующие за вводной сценой ужина в доме Турбиных, выдержаны в трагикомической тональности. Сарказм драматурга персонифицирован в гротескных образах немцев фон Шратта и фон Дуста, в фарсовой фигуре гетмана, в персонах опереточных злодеев-петлюровцев.

Не лишено фарсовости и поведение подчиненных Турбину юнкеров: крайне нелепо звучит в их устах романс «Дышала ночь восторгом сладострастья», «татарами» называет их гимназический сторож Максим после того, как они ломают парты и разжигают в вестибюле школы костер.

Увы, комизм ситуаций и гротескное смешение языков (русского с немецким или русского с украинским) не только не разряжают остроту конфликта, но, напротив, контрастно оттеняют трагизм ситуации, в которой оказались Турбины и их друзья. Фарсовые элементы придают изображаемой эпохе дьявольско-демонический, инфернальный колорит. То, что происходит вокруг Дома, - вакханалия насилия, спровоцированная революцией. Трусость, предательство и оборотная сторона этих качеств - хищничество и бандитизм - царят в «новом» мире. В этом мире, считает Булгаков, человеку не выжить. Чтобы выжить, нужно утратить, как сказал бы Александр Блок, «часть души» - утратить уют, музыку, творчество, любовь. Вот почему идет на смерть, совершая, по сути дела, самоубийство, главный герой драмы Алексей Турбин. Кончается эпоха культуры, и об этом говорят в последних репликах пьесы Николка и Студзинский. Переживаемое героями время - пролог к жизни без культуры и эпилог жизни в «соловьином саду» культуры, уюта, человечности.

В жанровой форме трагифарса Булгаков воплотил в «Днях Турбиных» идею прощания с «вишневым садом» русской культуры, с прежней Россией, которая была потеряна Турбиными навсегда.

История создания

3 апреля 1925 года Булгакову во МХАТе предложили написать пьесу по роману «Белая гвардия». Работу над первой редакцией Булгаков начал в июле 1925 года. В пьесе, как и в романе, Булгаков основывался на собственных воспоминаниях о Киеве времён Гражданской войны . Первую редакцию автор прочёл в театре в начале сентября того же года, 25 сентября 1926 года пьеса была разрешена к постановке.

В дальнейшем она неоднократно редактировалась. В настоящее время известны три редакции пьесы; две первые имеют то же название, что и роман, однако из-за проблем с цензурой его пришлось сменить. Среди исследователей не существует единого мнения относительно того, какую редакцию считать последней . Одни указывают на то, что третья появилась в результате запрета второй и поэтому не может считаться окончательным проявлением авторской воли. Другие утверждают, что именно «Дни Турбиных» должны быть признаны основным текстом, поскольку по ним уже много десятилетий играют спектакли. Рукописи пьесы не сохранились. Третья редакция впервые опубликована Е. С. Булгаковой в 1955 году . Вторая редакция впервые увидела свет в Мюнхене . Существует издание «Дни Турбиных (Белая Гвардия)», изданное в 1927 и 1929 годах в Париже издательством «Concorde», хранящееся в Библиотеке имени Ленина (Российская Государственная библиотека).

Действующие лица

  • Турбин Алексей Васильевич - полковник-артиллерист, 30 лет.
  • Турбин Николай - его брат, 18 лет.
  • Тальберг Елена Васильевна - их сестра, 24 года.
  • Тальберг Владимир Робертович - генштаба полковник, её муж, 31 год.
  • Мышлаевский Виктор Викторович - штабс-капитан, артиллерист, 38 лет.
  • Шервинский Леонид Юрьевич - поручик, личный адъютант гетмана.
  • Студзинский Александр Брониславович - капитан, 29 лет.
  • Лариосик - житомирский кузен, 21 год.
  • Гетман всея Украины (Павел Скоропадский).
  • Болботун - командир 1-й конной петлюровской дивизии (прототип - Болбочан).
  • Галаньба - сотник-петлюровец, бывший уланский ротмистр.
  • Ураган.
  • Кирпатый.
  • Фон Шратт - германский генерал.
  • Фон Дуст - германский майор.
  • Врач германской армии.
  • Дезертир-сечевик.
  • Человек с корзиной.
  • Камер-лакей.
  • Максим - гимназический педель, 60 лет.
  • Гайдамак-телефонист.
  • Первый офицер.
  • Второй офицер.
  • Третий офицер.
  • Первый юнкер.
  • Второй юнкер.
  • Третий юнкер.
  • Юнкера и гайдамаки.

Сюжет

События, описанные в пьесе, происходят в конце 1918 - начале 1919 годах в Киеве и охватывают собой падение режима гетмана Скоропадского , приход Петлюры и изгнание его из города большевиками . На фоне постоянной смены власти происходит личная трагедия семьи Турбиных, ломаются основы старой жизни.

Первая и вторая редакция имели по 4 акта, третья - только 3.

Критика

Современные критики считают «Дни Турбиных» вершиной театрального успеха Булгакова, но её сценическая судьба была сложна . Впервые оставленна во МХАТе, пьеса пользовалась большим зрительским успехом, но получила разгромные рецензии в тогдашней советской прессе. В статье журнала «Новый зритель» от 2 февраля 1927 г. Булгаков отчеркнул следующее :

Мы готовы согласиться с некоторыми из наших друзей, что «Дни Турбиных» циничная попытка идеализировать белогвардейщину, но мы не сомневаемся в том, что именно «Дни Турбиных» - осиновый кол в её гроб. Почему? Потому, что для здорового советского зрителя самая идеальная слякоть не может представить соблазна, а для вымирающих активных врагов и для пассивных, дряблых, равнодушных обывателей та же слякоть не может дать ни упора, ни заряда против нас. Все равно как похоронный гимн не может служить военным маршем.

В апреле 1929 года «Дни Турбиных» были сняты с репертуара. Автора обвиняли в мещанском и буржуазном настроении, пропаганде белого движения. Но покровителем Булгакова оказался сам Сталин , который посмотрел спектакль около двадцати раз . По его указанию спектакль был восстановлен и вошёл в классический репертуар театра. Любовь Сталина к пьесе некоторыми воспринималась как свидетельство перемены взглядов, изменение отношения к традициям русской армии (с личным отношением Сталина связывали также введение в РККА знаков различия , погон и прочих атрибутов Российской императорской армии). Однако сам Сталин в письме к драматургу В. Билль-Белоцерковскому указывал, что пьеса нравится ему наоборот, из-за того, что в ней показано поражение белых : «Что касается собственно пьесы „Дни Турбиных“, то она не так уж плоха, ибо она дает больше пользы, чем вреда. Не забудьте, что основное впечатление, остающееся у зрителя от этой пьесы, есть впечатление, благоприятное для большевиков: „если даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав свое дело окончательно проигранным, - значит, большевики непобедимы, с ними, большевиками, ничего не поделаешь“, „Дни Турбиных“ есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма.» Для Михаила Булгакова, перебивавшегося случайными заработками, постановка в МХАТе была едва ли не единственной возможностью содержать семью.

Постановки

  • - МХАТ. Режиссёр Илья Судаков , художник Николай Ульянов , художественный руководитель постановки К. С. Станиславский . Роли исполняли: Алексей Турбин - Николай Хмелёв , Николка - Иван Кудрявцев, Елена - Вера Соколова, Шервинский - Марк Прудкин , Студзинский - Евгений Калужский, Мышлаевский - Борис Добронравов , Тальберг - Всеволод Вербицкий , Лариосик - Михаил Яншин , Фон Шратт - Виктор Станицын , Гетман - Владимир Ершов . Премьера состоялась 5 октября 1926 года . После снятия с репертуара в 1929 году спектакль был возобновлён 16 февраля 1932 года и сохранялся на сцене Художественного театра вплоть до июня 1941 года . Всего в 1926-1941 годах пьеса прошла 987 раз.

Экранизации

  • - Дни Турбиных , режиссёр Владимир Басов

Примечания

Источники

Ссылки

Михаил Булгаков

Дни Турбиных

Пьеса в четырех действиях

Действующие лица

Т у р б и н А л е к с е й В а с и л ь е в и ч – полковник-артиллерист, 30 лет.

Т у р б и н Н и к о л а й – его брат, 18 лет.

Т а л ь б е р г Е л е н а В а с и л ь е в н а – их сестра, 24 года.

Т а л ь б е р г В л а д и м и р Р о б е р т о в и ч – полковник генштаба, ее муж, 38 лет.

М ы ш л а е в с к и й В и к т о р В и к т о р о в и ч – штабс-капитан, артиллерист, 38 лет.

Ш е р в и н с к и й Л е о н и д Ю р ь е в и ч – поручик, личный адъютант гетмана.

С т у д з и н с к и й А л е к с а н д р Б р о н и с л а в о в и ч – капитан, 29 лет.

Л а р и о с и к – житомирский кузен, 21 год.

Г е т м а н в с е я У к р а и н ы.

Б о л б о т у н – командир 1-й конной петлюровской дивизии.

Г а л а н ь б а – сотник-петлюровец, бывший уланский ротмистр.

У р а г а н.

К и р п а т ы й.

Ф о н Ш р а т т – германский генерал.

Ф о н Д у с т – германский майор.

В р а ч г е р м а н с к о й а р м и и.

Д е з е р т и р-с е ч е в и к.

Ч е л о в е к с к о р з и н о й.

К а м е р-л а к е й.

М а к с и м – гимназический педель, 60 лет.

Г а й д а м а к – телефонист.

П е р в ы й о ф и ц е р.

В т о р о й о ф и ц е р.

Т р е т и й о ф и ц е р.

П е р в ы й ю н к е р.

В т о р о й ю н к е р.

Т р е т и й ю н к е р.

Ю н к е р а и г а й д а м а к и.

Первое, второе и третье действия происходят зимой 1918 года, четвертое действие – в начале 1919 года.

Место действия – город Киев.

Действие первое

Картина первая

Квартира Турбиных. Вечер. В камине огонь. При открытии занавеса часы бьют девять раз и нежно играют менуэт Боккерини.

Алексей склонился над бумагами.

Н и к о л к а (играет на гитаре и поет).

Хуже слухи каждый час:
Петлюра идет на нас!
Пулеметы мы зарядили,
По Петлюре мы палили,
Пулеметчики-чики-чики...
Голубчики-чики...
Выручали вы нас, молодцы.

А л е к с е й. Черт тебя знает, что ты поешь! Кухаркины песни. Пой что-нибудь порядочное.

Н и к о л к а. Зачем кухаркины? Это я сам сочинил, Алеша. (Поет.)

Хошь ты пой, хошь не пой,
В тебе голос не такой!
Есть такие голоса...
Дыбом станут волоса...

А л е к с е й. Это как раз к твоему голосу и относится. Н и к о л к а. Алеша, это ты напрасно, ей-Богу! У меня есть голос, правда, не такой, как у Шервинского, но все-таки довольно приличный. Драматический, вернее всего – баритон. Леночка, а Леночка! Как, по-твоему, есть у меня голос?

Е л е н а (из своей комнаты). У кого? У тебя? Нету никакого.

Н и к о л к а. Это она расстроилась, потому так и отвечает. А между прочим, Алеша, мне учитель пения говорил: «Вы бы, – говорит, – Николай Васильевич, в опере, в сущности, могли петь, если бы не революция».

А л е к с е й. Дурак твой учитель пения.

Н и к о л к а. Я так и знал. Полное расстройство нервов в турбинском доме. Учитель пения – дурак. У меня голоса нет, а вчера еще был, и вообще пессимизм. А я по своей натуре более склонен к оптимизму. (Трогает струны.) Хотя ты знаешь, Алеша, я сам начинаю беспокоиться. Девять часов уже, а он сказал, что утром приедет. Уж не случилось ли чего-нибудь с ним?

А л е к с е й. Ты потише говори. Понял?

Н и к о л к а. Вот комиссия, создатель, быть замужней сестры братом.

Е л е н а (из своей комнаты). Который час в столовой?

Н и к о л к а. Э... девять. Наши часы впереди, Леночка.

Е л е н а (из своей комнаты). Не сочиняй, пожалуйста.

Н и к о л к а. Ишь, волнуется. (Напевает.) Туманно... Ах, как все туманно!..

А л е к с е й. Не надрывай ты мне душу, пожалуйста. Пой веселую.

Н и к о л к а (поет).

Здравствуйте, дачницы!
Здравствуйте, дачники!
Съемки у нас уж давно начались...
Гей, песнь моя!.. Любимая!..
Буль-буль-буль, бутылочка
Казенного вина!!.
Бескозырки тонные,
Сапоги фасонные,
То юнкера-гвардейцы идут...

Электричество внезапно гаснет. За окнами с песней проходит воинская часть.

А л е к с е й. Черт знает что такое! Каждую минуту тухнет. Леночка, дай, пожалуйста, свечи.

Е л е н а (из своей комнаты). Да!.. Да!..

А л е к с е й. Какая-то часть прошла.

Елена, выходя со свечой, прислушивается. Далекий пушечный удар.

Н и к о л к а. Как близко. Впечатление такое, будто бы под Святошином стреляют. Интересно, что там происходит? Алеша, может быть, ты пошлешь меня узнать, в чем дело в штабе? Я бы съездил.

А л е к с е й. Конечно, тебя еще не хватает. Сиди, пожалуйста, смирно.

Н и к о л к а. Слушаю, господин полковник... Я, собственно, потому, знаешь, бездействие... обидно несколько... Там люди дерутся... Хотя бы дивизион наш был скорее готов.

А л е к с е й. Когда мне понадобятся твои советы в подготовке дивизиона, я тебе сам скажу. Понял?

Н и к о л к а. Понял. Виноват, господин полковник.

Электричество вспыхивает.

Е л е н а. Алеша, где же мой муж?

А л е к с е й. Приедет, Леночка.

Е л е н а. Но как же так? Сказал, что приедет утром, а сейчас девять часов, и его нет до сих пор. Уже не случилось ли с ним чего?

А л е к с е й. Леночка, ну, конечно, этого не может быть. Ты же знаешь, что линию на запад охраняют немцы.

Е л е н а. Но почему же его до сих пор нет?

А л е к с е й. Ну, очевидно, стоят на каждой станции.

Н и к о л к а. Революционная езда, Леночка. Час едешь, два стоишь.

Ну вот и он, я же говорил! (Бежит открывать дверь.) Кто там?

Н и к о л к а (впускает Мышлаевского в переднюю). Да это ты, Витенька?

М ы ш л а е в с к и й. Ну я, конечно, чтоб меня раздавило! Никол, бери винтовку, пожалуйста. Вот, дьяволова мать!

Е л е н а. Виктор, откуда ты?

М ы ш л а е в с к и й. Из-под Красного Трактира. Осторожно вешай, Никол. В кармане бутылка водки. Не разбей. Позволь, Лена, ночевать, не дойду домой, совершенно замерз.

Е л е н а. Ах, Боже мой, конечно! Иди скорей к огню.

Идут к камину.

М ы ш л а е в с к и й. Ох... ох... ох...

А л е к с е й. Что же они, валенки вам не могли дать, что ли?

М ы ш л а е в с к и й. Валенки! Это такие мерзавцы! (Бросается к огню.)

Е л е н а. Вот что: там ванна сейчас топится, вы его раздевайте поскорее, а я ему белье приготовлю. (Уходит.)

М ы ш л а е в с к и й. Голубчик, сними, сними, сними...

Н и к о л к а. Сейчас, сейчас. (Снимает с Мышлаевского сапоги.)

М ы ш л а е в с к и й. Легче, братик, ох, легче! Водки бы мне выпить, водочки.

Пьеса в четырех действиях

Действующие лица

Турбин Алексей Васильевич — полковник-артиллерист, 30 лет. Турбин Николай — его брат, 18 лет. Тальберг Елена Васильевна — их сестра, 24 лет. Тальберг Владимир Робертович — генштаба полковник, ее муж, 38 лет. Мышлаевский Виктор Викторович — штабс-капитан, артиллерист, 38 лет. Шервинский Леонид Юрьевич — поручик, личный адъютант гетмана. Студзинский Александр Брониславович — капитан, 29 лет. Лариосик — житомирский кузен, 21 года. Гетман всея Украины. Болботун — командир 1-й конной петлюровской дивизии. Галаньба — сотник-петлюровец, бывший уланский ротмистр. Ураган . Кирпатый . Фон Шратт — германский генерал. Фон Дуст — германский майор. Врач германской армии. Дезертир-сечевик . Человек с корзиной . Камер-лакей . Максим — гимназический педель, 60 лет. Гайдамак — телефонист. Первый офицер . Второй офицер . Третий офицер . Первый юнкер . Второй юнкер . Третий юнкер . Юнкера и гайдамаки .

Первое, второе и третье действия происходят зимой 1918 года, четвертое действие — в начале 1919 года. Место действия — город Киев.

Действие первое

Картина первая

Квартира Турбиных. Вечер. В камине огонь. При открытии занавеса часы бьют девять раз и нежно играют менуэт Боккерини. Алексей склонился над бумагами.

Николка (играет на гитаре и поет) .

Хуже слухи каждый час.
Петлюра идет на нас!
Пулеметы мы зарядили,
По Петлюре мы палили,
Пулеметчики-чики-чики...
Голубчики-чики...
Выручали вы нас, молодцы!

Алексей . Черт тебя знает, что ты поешь! Кухаркины песни. Пой что-нибудь порядочное. Николка . Зачем кухаркины? Это я сам сочинил, Алеша. (Поет.)

Хошь ты пой, хошь не пой,
В тебе голос не такой!
Есть такие голоса...
Дыбом станут волоса...

Алексей . Это как раз к твоему голосу и относится. Николка . Алеша, это ты напрасно, ей-Богу! У меня есть голос, правда не такой, как у Шервинского, но все-таки довольно приличный. Драматический, вернее всего — баритон. Леночка, а Леночка! Как, по-твоему, есть у меня голос? Елена (из своей комнаты) . У кого? У тебя? Нету никакого. Николка . Это она расстроилась, потому так и отвечает. А между прочим, Алеша, мне учитель пения говорил: «Вы бы, говорит, Николай Васильевич, в опере, в сущности, могли петь, если бы не революция». Алексей . Дурак твой учитель пения. Николка . Я так и знал. Полное расстройство нервов в турбинском доме. Учитель пения — дурак. У меня голоса нет, а вчера еще был, и вообще пессимизм. А я по своей натуре более склонен к оптимизму. (Трогает струны.) Хотя ты знаешь, Алеша, я сам начинаю беспокоиться. Девять часов уже, а он сказал, что утром приедет. Уж не случилось ли чего-нибудь с ним? Алексей . Ты потише говори. Понял? Николка . Вот комиссия, Создатель, быть замужней сестры братом. Елена (из своей комнаты) . Который час в столовой? Николка . Э... девять. Наши часы впереди, Леночка. Елена (из своей комнаты) . Не сочиняй, пожалуйста. Николка . Ишь, волнуется. (Напевает.) Туманно... Ах, как все туманно!.. Алексей . Не надрывай ты мне душу, пожалуйста. Пой веселую. Николка (поет).

Здравствуйте, дачники!
Здравствуйте, дачницы!
Съемки у нас уж давно начались...
Гей, песнь моя!.. Любимая!..
Буль-буль-буль, бутылочка
Казенного вина!!.
Бескозырки тонные,
Сапоги фасонные,
То юнкера-гвардейцы идут...

Электричество внезапно гаснет.

За окнами с песней проходит воинская часть.

Алексей . Черт знает что такое! Каждую минуту тухнет. Леночка, дай, пожалуйста, свечи. Елена (из своей комнаты) . Да!.. Да!.. Алексей . Какая-то часть прошла.

Елена , выходя со свечой, прислушивается.

Далекий пушечный удар.

Николка . Как близко. Впечатление такое, будто бы под Святошином стреляют. Интересно, что там происходит? Алеша, может быть, ты пошлешь меня узнать, в чем дело в штабе? Я бы съездил. Алексей . Конечно, тебя еще не хватает. Сиди, пожалуйста, смирно. Николка . Слушаю, господин полковник... Я, собственно, потому, знаешь, бездействие... обидно несколько... Там люди дерутся... Хотя бы дивизион наш был скорее готов. Алексей . Когда мне понадобятся твои советы в подготовке дивизиона, я тебе сам скажу. Понял? Николка . Понял. Виноват, господин полковник.

Электричество вспыхивает.

Елена . Алеша, где же мой муж? Алексей . Приедет, Леночка. Елена . Но как же так? Сказал, что приедет утром, а сейчас девять часов, и его нет до сих пор. Уж не случилось ли с ним чего? Алексей . Леночка, ну, конечно, этого не может быть. Ты же знаешь, что линию на запад охраняют немцы. Елена . Но почему же его до сих пор нет? Алексей . Ну, очевидно, стоят на каждой станции. Николка . Революционная езда, Леночка. Час едешь, два стоишь.

Звонок.

Ну вот и он, я же говорил! (Бежит открывать дверь.) Кто там?

Голос Мышлаевского . Открой, ради Бога, скорей! Николка (впускает Мышлаевского в переднюю) . Да это ты, Витенька? Мышлаевский . Ну я, конечно, чтоб меня раздавило! Никол, бери винтовку, пожалуйста. Вот, дьяволова мать! Елена . Виктор, откуда ты? Мышлаевский . Из-под Красного Трактира. Осторожно вешай, Никол. В кармане бутылка водки. Не разбей. Позволь, Лена, ночевать, не дойду домой, совершенно замерз. Елена . Ах, Боже мой, конечно! Иди скорей к огню.

Идут к камину.

Мышлаевский . Ох... ох... ох... Алексей . Что же они, валенки вам не могли дать, что ли? Мышлаевский . Валенки! Это такие мерзавцы! (Бросается к огню.) Елена . Вот что: там ванна сейчас топится, вы его раздевайте поскорее, а я ему белье приготовлю. (Уходит.) Мышлаевский . Голубчик, сними, сними, сними... Николка . Сейчас, сейчас. (Снимает с Мышлаевского сапоги.) Мышлаевский . Легче, братик, ох, легче! Водки бы мне выпить, водочки. Алексей . Сейчас дам. Николка . Алеша, пальцы на ногах поморожены. Мышлаевский . Пропали пальцы к чертовой матери, пропали, это ясно. Алексей . Ну что ты! Отойдут. Николка, растирай ему ноги водкой. Мышлаевский . Так я и позволил ноги водкой тереть. (Пьет.) Три рукой. Больно!.. Больно!.. Легче. Николка . Ой-ой-ой! Как замерз капитан! Елена (появляется с халатом и туфлями) . Сейчас же в ванну его. На! Мышлаевский . Дай тебе Бог здоровья, Леночка. Дайте-ка водки еще. (Пьет.)

Елена уходит.

Николка . Что, согрелся, капитан? Мышлаевский . Легче стало. (Закурил.) Николка . Ты скажи, что там под Трактиром делается? Мышлаевский . Метель под Трактиром. Вот что там. И я бы эту метель, мороз, немцев-мерзавцев и Петлюру!.. Алексей . Зачем же, не понимаю, вас под Трактир погнали? Мышлаевский . А мужички там эти под Трактиром. Вот эти самые милые мужички сочинения графа Льва Толстого! Николка . Да как же так? А в газетах пишут, что мужики на стороне гетмана... Мышлаевский . Что ты, юнкер, мне газеты тычешь? Я бы всю эту вашу газетную шваль перевешал на одном суку! Я сегодня утром лично на разведке напоролся на одного деда и спрашиваю: «Где же ваши хлопцы?» Деревня точно вымерла. А он сослепу не разглядел, что у меня погоны под башлыком, и отвечает: «Уси побиглы до Петлюры...» Николка . Ой-ой-ой-ой... Мышлаевский . Вот именно «ой-ой-ой-ой»... Взял я этого толстовского хрена за манишку и говорю: «Уси побиглы до Петлюры? Вот я тебя сейчас пристрелю, старую... Ты у меня узнаешь, как до Петлюры бегают. Ты у меня сбегаешь в царство небесное». Алексей . Как же ты в город попал? Мышлаевский . Сменили сегодня, слава тебе Господи! Пришла пехотная дружина. Скандал я в штабе на посту устроил. Жутко было! Они там сидят, коньяк в вагоне пьют. Я говорю, вы, говорю, сидите с гетманом во дворце, а артиллерийских офицеров вышибли в сапогах на мороз с мужичьем перестреливаться! Не знали, как от меня отделаться. Мы, говорят, командируем вас, капитан, по специальности в любую артиллерийскую часть. Поезжайте в город... Алеша, возьми меня к себе. Алексей . С удовольствием. Я и сам хотел тебя вызвать. Я тебе первую батарею дам. Мышлаевский . Благодетель... Николка . Ура!.. Все вместе будем. Студзинский — старшим офицером... Прелестно!.. Мышлаевский . Вы где стоите? Николка . Александровскую гимназию заняли. Завтра или послезавтра можно выступать. Мышлаевский . Ты ждешь не дождешься, чтобы Петлюра тебя по затылку трахнул? Николка . Ну, это еще кто кого! Елена (появляется с простыней) . Ну, Виктор, отправляйся, отправляйся. Иди мойся. На простыню. Мышлаевский . Лена ясная, позволь, я тебя за твои хлопоты обниму и поцелую. Как ты думаешь, Леночка, мне сейчас водки выпить или уже потом, за ужиному сразу? Елена . Я думаю, что потом, за ужином, сразу. Виктор! Мужа ты моего не видел? Муж пропал. Мышлаевский . Что ты, Леночка, найдется. Он сейчас приедет. (Уходит.)

Начинается непрерывный звонок.

Николка . Ну вот он-он! (Бежит в переднюю.) Алексей . Господи, что это за звонок?

Николка отворяет дверь.

Появляется в передней Лариосик с чемоданом и с узлом.

Лариосик . Вот я и приехал. Со звонком у вас я что-то сделал. Николка . Это вы кнопку вдавили. (Выбегает за дверь, на лестницу.) Лариосик . Ах, Боже мой! Простите, ради Бога! (Входит в комнату.) Вот я и приехал. Здравствуйте, глубокоуважаемая Елена Васильевна, я вас сразу узнал по карточкам. Мама просит вам передать ее самый горячий привет.

Звонок прекращается. Входит Николка .

А равно также и Алексею Васильевичу.

Алексей . Мое почтение. Лариосик . Здравствуйте, Николай Васильевич, я так много о вас слышал. (Всем.) Вы удивлены, я вижу? Позвольте вам вручить письмо, оно вам все объяснит. Мама сказала мне, чтобы я, даже не раздеваясь, дал вам прочитать письмо. Елена . Какой неразборчивый почерк! Лариосик . Да, ужасно! Позвольте, лучше я сам прочитаю. У мамы такой почерк, что она иногда напишет, а потом сама не понимает, что она такое написала. У меня тоже такой почерк. Это у нас наследственное. (Читает.) «Милая, милая Леночка! Посылаю к вам моего мальчика прямо по-родственному; приютите и согрейте его, как вы умеете это делать. Ведь у вас такая громадная квартира...» Мама очень любит и уважает вас, а равно и Алексея Васильевича. (Николке.) И вас тоже. (Читает.) «Мальчуган поступает в Киевский университет. С его способностями...» — ах уж эта мама!.. — «...невозможно сидеть в Житомире, терять время. Содержание я буду вам переводить аккуратно. Мне не хотелось бы, чтобы мальчуган, привыкший к семье, жил у чужих людей. Но я очень спешу, сейчас идет санитарный поезд, он сам вам все расскажет...» Гм... вот и все. Алексей . Позвольте узнать, с кем я имею честь говорить? Лариосик . Как — с кем? Вы меня не знаете? Алексей . К сожалению, не имею удовольствия. Лариосик . Боже мой! И вы, Елена Васильевна? Николка . И я тоже не знаю. Лариосик . Боже мой, это прямо колдовство! Ведь мама послала вам телеграмму, которая должна вам все объяснить. Мама послала вам телеграмму в шестьдесят три слова. Николка . Шестьдесят три слова!.. Ой-ой-ой!.. Елена . Мы никакой телеграммы не получали. Лариосик . Не получали? Боже мой! Простите меня, пожалуйста. Я думал, что меня ждут, и прямо, не раздеваясь... Извините... я, кажется, что-то раздавил... Я ужасный неудачник! Алексей . Да вы, будьте добры, скажите, как ваша фамилия? Лариосик . Ларион Ларионович Суржанский. Елена . Да это Лариосик?! Наш кузен из Житомира? Лариосик . Ну да. Елена . И вы... к нам приехали? Лариосик . Да. Но, видите ли, я думал, что вы меня ждете... Простите, пожалуйста, я наследил вам... Я думал, что вы меня ждете, а раз так, то я поеду в какой-нибудь отель... Елена . Какие теперь отели?! Погодите, вы прежде всего раздевайтесь. Алексей . Да вас никто не гонит, снимайте пальто, пожалуйста. Николка . Вот здесь, пожалуйста. Пальто можно повесить в передней. Лариосик . Душевно вам признателен. Как у вас хорошо в квартире! Елена (шепотом). Алеша, что же мы с ним будем делать? Он симпатичный. Давай поместим его в библиотеке, все равно комната пустует. Алексей . Конечно, поди скажи ему. Елена . Вот что, Ларион Ларионович, прежде всего в ванну... Там уже есть один — капитан Мышлаевский... А то, знаете ли, после поезда... Лариосик . Да-да, ужасно!.. Ужасно!.. Ведь от Житомира до Киева я ехал одиннадцать дней... Николка . Одиннадцать дней!.. Ой-ой-ой!.. Лариосик . Ужас, ужас!.. Это такой кошмар! Елена . Ну пожалуйста! Лариосик . Душевно вам... Ах, извините, Елена Васильевна, я не могу идти в ванну. Алексей . Почему вы не можете идти в ванну? Лариосик . Извините меня, пожалуйста. Какие-то злодеи украли у меня в санитарном поезде чемодан с бельем. Чемодан с книгами и рукописями оставили, а белье все пропало. Елена . Ну, это беда поправимая. Николка . Я дам, я дам! Лариосик (интимно, Николке) . Рубашка, впрочем, у меня здесь, кажется, есть одна. Я в нее собрание сочинений Чехова завернул. А вот не будете ли вы добры дать мне кальсоны? Николка . С удовольствием. Они вам будут велики, но мы их заколем английскими булавками. Лариосик . Душевно вам признателен. Елена . Ларион Ларионович, мы вас поместим в библиотеке. Николка, проводи! Николка . Пожалуйте за мной.

Лариосик и Николка уходят.

Алексей . Вот тип! Я бы его остриг прежде всего. Ну, Леночка, зажги свет, я пойду к себе, у меня еще масса дел, а мне здесь мешают. (Уходит.)

Звонок.

Елена . Кто там? Голос Тальберга . Я, я. Открой, пожалуйста. Елена . Слава Богу! Где же ты был? Я так волновалась! Тальберг (входя) . Не целуй меня, я с холоду, ты можешь простудиться. Елена . Где же ты был? Тальберг . В германском штабе задержали. Важные дела. Елена . Ну иди, иди скорей, грейся. Сейчас чай будем пить. Тальберг . Не надо чаю, Лена, погоди. Позвольте, чей это френч? Елена . Мышлаевского. Он только что приехал с позиций, совершенно замороженный. Тальберг . Все-таки можно прибрать. Елена . Я сейчас. (Вешает френч за дверь.) Ты знаешь, еще новость. Сейчас неожиданно приехал мой кузен из Житомира, знаменитый Лариосик, Алексей оставил его у нас в библиотеке. Тальберг . Я так и знал! Недостаточно одного сеньора Мышлаевского. Появляются еще какие-то житомирские кузены. Не дом, а постоялый двор. Я решительно не понимаю Алексея. Елена . Володя, ты просто устал и в дурном расположении духа. Почему тебе не нравится Мышлаевский? Он очень хороший человек. Тальберг . Замечательно хороший! Трактирный завсегдатай. Елена . Володя! Тальберг . Впрочем, сейчас не до Мышлаевского. Лена, закрой дверь... Лена, случилась ужасная вещь. Елена . Что такое? Тальберг . Немцы оставляют гетмана на произвол судьбы. Елена . Володя, да что ты говоришь?! Откуда ты узнал? Тальберг . Только что, под строгим секретом, в германском штабе. Никто не знает, даже сам гетман. Елена . Что же теперь будет? Тальберг . Что теперь будет... Гм... Половина десятого. Так-с... Что теперь будет?.. Лена! Елена . Что ты говоришь? Тальберг . Я говорю — «Лена»! Елена . Ну что «Лена»? Тальберг . Лена, мне сейчас нужно бежать. Елена . Бежать? Куда? Тальберг . В Германию, в Берлин. Гм... Дорогая моя, ты представляешь, что будет со мной, если русская армия не отобьет Петлюру и он войдет в Киев? Елена . Тебя можно будет спрятать. Тальберг . Миленькая моя, как можно меня спрятать! Я не иголка. Нет человека в городе, который не знал бы меня. Спрятать помощника военного министра. Не могу же я, подобно сеньору Мышлаевскому, сидеть без френча в чужой квартире. Меня отличнейшим образом найдут. Елена . Постой! Я не пойму... Значит, мы оба должны бежать? Тальберг . В том-то и дело, что нет. Сейчас выяснилась ужасная картина. Город обложен со всех сторон, и единственный способ выбраться — в германском штабном поезде. Женщин они не берут. Мне одно место дали благодаря моим связям. Елена . Другими словами, ты хочешь уехать один? Тальберг . Дорогая моя, не «хочу», а иначе не могу! Пойми — катастрофа! Поезд идет через полтора часа. Решай, и как можно скорее. Елена . Через полтора часа? Как можно скорее? Тогда я решаю — уезжай. Тальберг . Ты умница. Я всегда это говорил. Что я хотел еще сказать? Да, что ты умница! Впрочем, я это уже сказал. Елена . На сколько же времени мы расстаемся? Тальберг . Я думаю, месяца на два. Я только пережду в Берлине всю эту кутерьму, а когда гетман вернется... Елена . А если он совсем не вернется? Тальберг . Этого не может быть. Даже если немцы оставят Украину, Антанта займет ее и восстановит гетмана. Европе нужна гетманская Украина как кордон от московских большевиков. Ты видишь, я все рассчитал. Елена . Да, я вижу, но только вот что: как же так, ведь гетман еще тут, они формируют свои войска, а ты вдруг бежишь на глазах у всех. Ловко ли это будет? Тальберг . Милая, это наивно. Я тебе говорю по секрету — «я бегу», потому что знаю, что ты этого никогда никому не скажешь. Полковники генштаба не бегают. Они ездят в командировку. В кармане у меня командировка в Берлин от гетманского министерства. Что, недурно? Елена . Очень недурно. А что же будет с ними со всеми? Тальберг . Позволь тебя поблагодарить за то, что сравниваешь меня со всеми. Я не «все». Елена . Ты же предупреди братьев. Тальберг . Конечно, конечно. Отчасти я даже рад, что еду один на такой большой срок. Как-никак ты все-таки побережешь наши комнаты. Елена . Владимир Робертович, здесь мои братья! Неужели же ты думаешь, что они вытеснят нас? Ты не имеешь права... Тальберг . О нет, нет, нет... Конечно, нет... Но ты же знаешь пословицу: «Qui va à la chasse, perd sa place». Теперь еще просьба, последняя. Здесь, гм... без меня, конечно, будет бывать этот... Шервинский... Елена . Он и при тебе бывает. Тальберг . К сожалению. Видишь ли, моя дорогая, он мне не нравится. Елена . Чем, позволь узнать? Тальберг . Его ухаживания за тобой становятся слишком назойливыми, и мне было бы желательно... Гм... Елена . Что желательно было бы тебе? Тальберг . Я не могу сказать тебе что. Ты женщина умная и прекрасно воспитана. Ты прекрасно понимаешь, как нужно держать себя, чтобы не бросить тень на фамилию Тальберг. Елена . Хорошо... я не брошу тень на фамилию Тальберг. Тальберг . Почему ты отвечаешь мне так сухо? Я ведь не говорю тебе о том, что ты можешь мне изменить. Я прекрасно знаю, что этого быть не может. Елена . Почему ты полагаешь, Владимир Робертович, что этого не может быть?.. Тальберг . Елена, Елена, Елена! Я не узнаю тебя. Вот плоды общения с Мышлаевским! Замужняя дама — изменить!.. Без четверти десять! Я опоздаю! Елена . Я сейчас тебе уложу... Тальберг . Милая, ничего, ничего, только чемоданчик, в нем немного белья. Только, ради Бога, скорее, даю тебе одну минуту. Елена . Ты же все-таки простись с братьями. Тальберг . Само собой разумеется, только смотри, я еду в командировку. Елена . Алеша! Алеша! (Убегает.) Алексей (входя) . Да, да... А, здравствуй, Володя. Тальберг . Здравствуй, Алеша. Алексей . Что за суета? Тальберг . Видишь ли, я должен сообщить тебе важную новость. Нынче ночью положение гетмана стало весьма серьезным. Алексей . Как? Тальберг . Серьезно и весьма. Алексей . В чем дело? Тальберг . Очень возможно, что немцы не окажут помощи и придется отбивать Петлюру своими силами. Алексей . Что ты говоришь?! Тальберг . Очень может быть. Алексей . Дело желтенькое... Спасибо, что сказал. Тальберг . Теперь второе. Так как я сейчас еду в командировку... Алексей . Куда, если не секрет? Тальберг . В Берлин. Алексей . Куда? В Берлин? Тальберг . Да. Как я ни барахтался, выкрутиться не удалось. Такое безобразие! Алексей . Надолго, смею спросить? Тальберг . На два месяца. Алексей . Ах вот как. Тальберг . Итак, позволь пожелать тебе всего хорошего. Берегите Елену. (Протягивает руку.)

Алексей прячет руку за спину.

Что это значит?

Алексей . Это значит, что командировка ваша мне не нравится. Тальберг . Полковник Турбин! Алексей . Я вас слушаю, полковник Тальберг. Тальберг . Вы мне ответите за это, господин брат моей жены! Алексей . А когда прикажете, господин Тальберг? Тальберг . Когда... Без пяти десять... Когда я вернусь. Алексей . Ну, Бог знает что случится, когда вы вернетесь! Тальберг . Вы... вы... Я давно уже хотел поговорить с вами. Алексей . Жену не волновать, господин Тальберг! Елена (входя) . О чем вы говорили? Алексей . Ничего, ничего, Леночка! Тальберг . Ничего, ничего, дорогая! Ну, до свидания, Алеша! Алексей . До свидания, Володя! Елена . Николка! Николка! Николка (входя) . Вот он я. Ох, приехал? Елена . Володя уезжает в командировку. Простись с ним. Тальберг . До свидания, Никол. Николка . Счастливого пути, господин полковник. Тальберг . Елена, вот тебе деньги. Из Берлина немедленно вышлю. Честь имею кланяться. (Стремительно идет в переднюю.) Не провожай меня, дорогая, ты простудишься. (Уходит.)

Елена идет за ним.

Алексей (неприятным голосом) . Елена, ты простудишься!

Пауза.

Николка . Алеша, как же это он так уехал? Куда? Алексей . В Берлин. Николка . В Берлин... В такой момент... (Смотря в окно.) С извозчиком торгуется. (Философски.) Алеша, ты знаешь, я заметил, что он на крысу похож. Алексей (машинально) . Совершенно верно, Никол. А дом наш — на корабль. Ну, иди к гостям. Иди, иди.

Николка уходит.

Дивизион в небо, как в копеечку, попадает. «Весьма серьезно». «Серьезно и весьма». Крыса! (Уходит.)

Елена (возвращается из передней. Смотрит в окно) . Уехал...

Картина вторая

Накрыт стол для ужина.

Елена (у рояля, берет один и тот же аккорд) . Уехал. Как уехал... Шервинский (внезапно появляется на пороге) . Кто уехал? Елена . Боже мой! Как вы меня испугали, Шервинский! Как же вы вошли без звонка? Шервинский . Да у вас дверь открыта — все настежь. Здравия желаю, Елена Васильевна. (Вынимает из бумаги громадный букет.) Елена . Сколько раз я просила вас, Леонид Юрьевич, не делать этого. Мне неприятно, что вы тратите деньги. Шервинский . Деньги существуют на то, чтобы их тратить, как сказал Карл Маркс. Разрешите снять бурку? Елена . А если б я сказала, что не разрешаю? Шервинский . Я просидел бы всю ночь в бурке у ваших ног. Елена . Ой, Шервинский, армейский комплимент. Шервинский . Виноват, это гвардейский комплимент. (Снимает в передней бурку, остается в великолепнейшей черкеске.) Я так рад, что вас увидел! Я так давно вас не видел! Елена . Если память мне не изменяет, вы были у нас вчера. Шервинский . Ах, Елена Васильевна, что такое в наше время «вчера»! Итак, кто же уехал? Елена . Владимир Робертович. Шервинский . Позвольте, он же сегодня должен был вернуться! Елена . Да, он вернулся и... опять уехал. Шервинский . Куда? Елена . Какие дивные розы! Шервинский . Куда? Елена . В Берлин. Шервинский . В... Берлин? И надолго, разрешите узнать? Елена . Месяца на два. Шервинский . На два месяца! Да что вы!.. Печально, печально, печально... Я так расстроен, я так расстроен!! Елена . Шервинский, пятый раз целуете руку. Шервинский . Я, можно сказать, подавлен... Боже мой, да тут все! Ура! Ура! Голос Николки . Шервинский! Демона! Елена . Чему вы так бурно радуетесь? Шервинский . Я радуюсь... Ах, Елена Васильевна, вы не поймете!.. Елена . Вы не светский человек, Шервинский. Шервинский . Я не светский человек? Позвольте, почему же? Нет, я светский... Просто я, знаете ли, расстроен... Итак, стало быть, он уехал, а вы остались. Елена . Как видите. Как ваш голос? Шервинский (у рояля) . Ма-ма... миа... ми... Он далеко, он да... он далеко, он не узнает... Да... В бесподобном голосе. Ехал к вам на извозчике, казалось, что и голос сел, а сюда приезжаю — оказывается, в голосе. Елена . Ноты захватили? Шервинский . Ну как же, как же... Вы чистой воды богиня! Елена . Единственно, что в вас есть хорошего, — это голос, и прямое ваше назначение — это оперная карьера. Шервинский . Кое-какой материал есть. Вы знаете, Елена Васильевна, я однажды в Жмеринке пел эпиталаму, там вверху «фа», как вам известно, а я взял «ля» и держал девять тактов. Елена . Сколько? Шервинский . Семь тактов держал. Напрасно вы не верите. Ей-Богу! Там была графиня Гендрикова... Она влюбилась в меня после этого «ля». Елена . И что же было потом? Шервинский . Отравилась. Цианистым калием. Елена . Ах, Шервинский! Это у вас болезнь, честное слово. Господа, Шервинский! Идите к столу!

Входят Алексей , Студзинский и Мышлаевский .

Алексей . Здравствуйте, Леонид Юрьевич. Милости просим. Шервинский . Виктор! Жив! Ну, слава Богу! Почему ты в чалме? Мышлаевский (в чалме из полотенца) . Здравствуй, адъютант. Шервинский (Студзинскому) . Мое почтение, капитан.

Входят Лариосик и Николка .

Мышлаевский . Позвольте вас познакомить. Старший офицер нашего дивизиона капитан Студзинский, а это мсье Суржанский. Вместе с ним купались. Николка . Кузен наш из Житомира. Студзинский . Очень приятно. Лариосик . Душевно рад познакомиться. Шервинский . Ее императорского Величества лейб-гвардии уланского полка и личный адъютант гетмана поручик Шервинский. Лариосик . Ларион Суржанский. Душевно рад с вами познакомиться. Мышлаевский . Да вы не приходите в такое отчаяние. Бывший лейб, бывшей гвардии, бывшего полка... Елена . Господа, идите к столу. Алексей . Да-да, пожалуйста, а то двенадцать часов, завтра рано вставать. Шервинский . Ух, какое великолепие! По какому случаю пир, позвольте спросить? Николка . Последний ужин дивизиона. Завтра выступаем, господин поручик... Шервинский . Ага... Студзинский . Где прикажете, господин полковник? Шервинский . Где прикажете? Алексей . Где угодно, где угодно. Прошу вас! Леночка, будь хозяйкой.

Усаживаются.

Шервинский . Итак, стало быть, он уехал, а вы остались? Елена . Шервинский, замолчите. Мышлаевский . Леночка, водки выпьешь? Елена . Нет-нет-нет!.. Мышлаевский . Ну, тогда белого вина. Студзинский . Вам позволите, господин полковник? Алексей . Мерси, вы, пожалуйста, себе. Мышлаевский . Вашу рюмку. Лариосик . Я, собственно, водки не пью. Мышлаевский . Помилуйте, я тоже не пью. Но одну рюмку. Как же вы будете селедку без водки есть? Абсолютно не понимаю. Лариосик . Душевно вам признателен. Мышлаевский . Давно, давно я водки не пил. Шервинский . Господа! Здоровье Елены Васильевны! Ура!

Студзинский . Лариосик . Мышлаевский .

Елена . Тише! Что вы, господа! Весь переулок разбудите. И так уж твердят, что у нас каждый день попойка. Мышлаевский . Ух, хорошо! Освежает водка. Не правда ли? Лариосик . Да, очень! Мышлаевский . Умоляю, еще по рюмке. Господин полковник... Алексей . Ты не гони особенно, Виктор, завтра выступать. Николка . И выступим! Елена . Что с гетманом, скажите? Студзинский . Да-да, что с гетманом? Шервинский . Все обстоит благополучно. Какой вчера был ужин во дворце!.. На двести персон. Рябчики... Гетман в национальном костюме. Елена . Да говорят, что немцы нас оставляют на произвол судьбы? Шервинский . Не верьте никаким слухам, Елена Васильевна. Лариосик . Благодарю, глубокоуважаемый Виктор Викторович. Я ведь, собственно говоря, водки не пью. Мышлаевский (выпивая) . Стыдитесь, Ларион!

Шервинский . Николка .

Стыдитесь!

Лариосик . Покорнейше благодарю. Алексей . Ты, Никол, на водку-то не налегай. Николка . Слушаю, господин полковник! Я — белого вина. Лариосик . Как это вы ловко ее опрокидываете, Виктор Викторович. Мышлаевский . Достигается упражнением. Алексей . Спасибо, капитан. А салату? Студзинский . Покорнейше благодарю. Мышлаевский . Лена золотая! Пей белое вино. Радость моя! Рыжая Лена, я знаю, отчего ты так расстроена. Брось! Все к лучшему. Шервинский . Все к лучшему. Мышлаевский . Нет-нет, до дна, Леночка, до дна! Николка (берет гитару, поет) . Кому чару пить, кому здраву быть... пить чару... Все (поют) . Свет Елене Васильевне! — Леночка, выпейте! — Выпейте... выпейте...

Елена пьет.

— Браво!!!

Аплодируют.

Мышлаевский . Ты замечательно выглядишь сегодня. Ей-Богу. И капот этот идет к тебе, клянусь честью. Господа, гляньте, какой капот, совершенно зеленый! Елена . Это платье, Витенька, и не зеленое, а серое. Мышлаевский . Ну, тем хуже. Все равно. Господа, обратите внимание, не красивая она женщина, вы скажете? Студзинский . Елена Васильевна очень красивая. Ваше здоровье! Мышлаевский . Лена ясная, позволь, я тебя обниму и поцелую. Шервинский . Ну, ну, Виктор, Виктор!.. Мышлаевский . Леонид, отойди. От чужой, мужней жены отойди! Шервинский . Позволь... Мышлаевский . Мне можно, я друг детства. Шервинский . Свинья ты, а не друг детства... Николка (вставая) . Господа, здоровье командира дивизиона!

Студзинский, Шервинский и Мышлаевский встают.

Лариосик . Ура!.. Извините, господа, я человек не военный. Мышлаевский . Ничего, ничего, Ларион! Правильно! Лариосик . Многоуважаемая Елена Васильевна! Не могу выразить, до чего мне у вас хорошо... Елена . Очень приятно. Лариосик . Многоуважаемый Алексей Васильевич... Не могу выразить, до чего мне у вас хорошо... Алексей . Очень приятно. Лариосик . Господа, кремовые шторы... за ними отдыхаешь душой... забываешь о всех ужасах гражданской войны. А ведь наши израненные души так жаждут покоя... Мышлаевский . Вы, позвольте узнать, стихи сочиняете? Лариосик . Я? Да... пишу. Мышлаевский . Так. Извините, что я вас перебил. Продолжайте. Лариосик . Пожалуйста... Кремовые шторы... Они отделяют нас от всего мира... Впрочем, я человек не военный... Эх!.. Налейте мне еще рюмочку. Мышлаевский . Браво, Ларион! Ишь, хитрец, а говорил — не пьет. Симпатичный ты парень, Ларион, но речи произносишь, как глубокоуважаемый сапог. Лариосик . Нет, не скажите, Виктор Викторович, я говорил речи и не однажды... в обществе сослуживцев моего покойного папы... в Житомире... Ну, там податные инспектора... Они меня тоже... ох как ругали! Мышлаевский . Податные инспектора — известные звери. Шервинский . Пейте, Лена, пейте, дорогая! Елена . Напоить меня хотите? У, какой противный! Николка (у рояля, поет) .

Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль на радость соседей-врагов
Могильной засыплюсь землею?

Лариосик (поет) .

Так громче, музыка, играй победу.

Все (поют) .

Мы победили, и враг бежит. Так за...

Лариосик . Царя... Алексей . Что вы, что вы! Все (поют фразу без слов) .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мы грянем громкое «Ура! Ура! Ура!».

Николка (поет) .

Из темного леса навстречу ему...

Все поют.

Лариосик . Эх! До чего у вас весело, Елена Васильевна, дорогая! Огни!.. Ура! Шервинский . Господа! Здоровье его светлости гетмана всея Украины. Ура!

Пауза.

Студзинский . Виноват. Завтра драться я пойду, но тост этот пить не стану и другим офицерам не советую. Шервинский . Господин капитан! Лариосик . Совершенно неожиданное происшествие. Мышлаевский (пьян) . Из-за него, дьявола, я себе ноги отморозил. (Пьет.) Студзинский . Господин полковник, вы тост одобряете? Алексей . Нет, не одобряю! Шервинский . Господин полковник, позвольте, я скажу! Студзинский . Нет, уж позвольте, я скажу! Лариосик . Нет, уж позвольте, я скажу! Здоровье Елены Васильевны, а равно ее глубокоуважаемого супруга, отбывшего в Берлин! Мышлаевский . Во! Угадал, Ларион! Лучше — трудно. Николка (поет) .

Скажи мне всю правду, не бойся меня...

Лариосик . Простите, Елена Васильевна, я человек не военный. Елена . Ничего, ничего, Ларион. Вы душевный человек, хороший. Идите ко мне сюда. Лариосик . Елена Васильевна! Ах, Боже мой, красное вино!.. Николка . Солью, солью посыпем... ничего. Студзинский . Этот ваш гетман!.. Алексей . Одну минуту, господа!.. Что же, в самом деле? В насмешку мы ему дались, что ли? Если бы ваш гетман, вместо того чтобы ломать эту чертову комедию с украинизацией, начал бы формирование офицерских корпусов, ведь Петлюры бы духу не пахло в Малороссии. Но этого мало: мы бы большевиков в Москве прихлопнули, как мух. И самый момент! Там, говорят, кошек жрут. Он бы, мерзавец, Россию спас! Шервинский . Немцы бы не позволили формировать армию, они ее боятся. Алексей . Неправда-с. Немцам нужно было объяснить, что мы им не опасны. Конечно! Войну мы проиграли! У нас теперь другое, более страшное, чем война, чем немцы, чем вообще все на свете: у нас большевики. Немцам нужно было сказать: «Вам что? Нужен хлеб, сахар? Нате, берите, лопайте, подавитесь, но только помогите нам, чтобы наши мужички не заболели московской болезнью». А теперь поздно, теперь наше офицерство превратилось в завсегдатаев кафе. Кафейная армия! Пойди его забери. Так он тебе и пойдет воевать. У него, у мерзавца, валюта в кармане. Он в кофейне сидит на Крещатике, а вместе с ним вся эта гвардейская штабная орава. Нуте-с, великолепно! Дали полковнику Турбину дивизион: лети, спеши, формируй, ступай, Петлюра идет!.. Отлично-с! А вот глянул я вчера на них, и, даю вам слово чести, — в первый раз дрогнуло мое сердце. Мышлаевский . Алеша, командирчик ты мой! Артиллерийское у тебя сердце! Пью здоровье! Алексей . Дрогнуло, потому что на сто юнкеров — сто двадцать студентов, и держат они винтовку, как лопату. И вот вчера на плацу... Снег идет, туман вдали... Померещился мне, знаете ли, гроб... Елена . Алеша, зачем ты говоришь такие мрачные вещи? Не смей! Николка . Не извольте расстраиваться, господин командир, мы не выдадим. Алексей . Вот, господа, сижу я сейчас среди вас, и все у меня одна неотвязная мысль. Ах! Если бы мы все это могли предвидеть раньше! Вы знаете, что такое этот ваш Петлюра? Это миф, это черный туман. Его и вовсе нет. Вы гляньте в окно, посмотрите, что там. Там метель, какие-то тени... В России, господа, две силы: большевики и мы. Мы еще встретимся. Вижу я более грозные времена. Вижу я... Ну, ладно! Мы не удержим Петлюру. Но ведь он ненадолго придет. А вот за ним придут большевики. Вот из-за этого я и иду! На рожон, но пойду! Потому что, когда мы встретимся с ними, дело пойдет веселее. Или мы их закопаем, или, вернее, они нас. Пью за встречу, господа! Лариосик (за роялем, поет) . Жажда встречи,
Клятвы, речи...

Все сумбурно поют. Лариосик внезапно зарыдал.

Елена . Лариосик, что с вами? Николка . Ларион! Мышлаевский . Что ты, Ларион, кто тебя обидел? Лариосик (пьян) . Я испугался. Мышлаевский . Кого? Большевиков? Ну, мы им сейчас покажем! (Берет маузер.) Елена . Виктор, что ты делаешь?! Мышлаевский . Комиссаров буду стрелять. Кто из вас комиссар? Шервинский . Маузер заряжен, господа!! Студзинский . Капитан, сядь сию минуту! Елена . Господа, отнимите у него!

Отнимает маузер. Лариосик уходит.

Алексей . Что ты, с ума сошел? Сядь сию минуту! Это я виноват, господа. Мышлаевский . Стало быть, я в компанию большевиков попал. Очень приятно. Здравствуйте, товарищи! Выпьем за здоровье комиссаров. Они симпатичные! Елена . Виктор, не пей больше. Мышлаевский . Молчи, комиссарша! Шервинский . Боже, как нализался! Алексей . Господа, это я виноват. Не слушайте того, что я сказал. Просто у меня расстроены нервы. Студзинский . О нет, господин полковник. Поверьте, что мы понимаем и что мы разделяем все, что вы сказали. Империю Российскую мы будем защищать всегда! Николка . Да здравствует Россия! Шервинский . Позвольте слово! Вы меня не поняли! Гетман так и сделает, как вы предлагаете. Вот когда нам удастся отбиться от Петлюры и союзники помогут нам разбить большевиков, вот тогда гетман положит Украину к стопам Его императорского Величества государя императора Николая Александровича... Мышлаевский . Какого Александровича? А говорит, я нализался. Николка . Император убит... Шервинский . Господа! Известие о смерти Его императорского Величества... Мышлаевский . Несколько преувеличено. Студзинский . Виктор, ты офицер! Елена . Дайте же сказать ему, господа! Шервинский . ...вымышлено большевиками. Вы знаете, что произошло во дворце императора Вильгельма, когда ему представлялась свита гетмана? Император Вильгельм сказал: «А о дальнейшем с вами будет говорить...» — портьера раздвинулась, и вышел наш государь.

Входит Лариосик .

Он сказал: «Господа офицеры, поезжайте на Украину и формируйте ваши части. Когда же настанет время, я лично вас поведу в сердце России, в Москву!» И прослезился.

. Елена . Ему плохо! Николка . Капитану плохо! Алексей . В ванну.

Студзинский , Николка и Алексей поднимают Мышлаевского и выносят.

Елена . Я пойду посмотрю, что с ним. Шервинский (загородив дверь) . Не надо, Лена! Елена . Господа, господа, ведь нужно же так... Хаос... Накурили... Лариосик-то, Лариосик!.. Шервинский . Что вы, что вы, не будите его! Елена . Я сама из-за вас напилась. Боже, ноги не ходят. Шервинский . Вот сюда, сюда... Вы мне разрешите... возле вас? Елена . Садитесь... Шервинский, что с нами будет? Чем же все это кончится? А?.. Я видела дурной сон. Вообще кругом за последнее время все хуже и хуже. Шервинский . Елена Васильевна! Все будет благополучно, а снам вы не верьте... Елена . Нет, нет, мой сон — вещий. Будто мы все ехали на корабле в Америку и сидим в трюме. И вот шторм. Ветер воет. Холодно-холодно. Волны. А мы в трюме. Вода поднимается к самым ногам... Влезаем на какие-то нары. И вдруг крысы. Такие омерзительные, такие огромные. Так страшно, что я проснулась. Шервинский . А вы знаете что, Елена Васильевна? Он не вернется. Елена . Кто? Шервинский . Ваш муж. Елена . Леонид Юрьевич, это нахальство. Какое вам дело? Вернется, не вернется. Шервинский . Мне-то большое дело. Я вас люблю. Елена . Слышала. И все вы сочиняете. Шервинский . Ей-Богу, я вас люблю. Елена . Ну и любите про себя. Шервинский . Не хочу, мне надоело. Елена . Постойте, постойте. Почему вы вспомнили о моем муже, когда я сказала про крыс? Шервинский . Потому что он на крысу похож. Елена . Какая вы свинья все-таки, Леонид! Во-первых, вовсе не похож. Шервинский . Как две капли. Пенсне, носик острый... Елена . Очень, очень красиво! Про отсутствующего человека гадости говорить, да еще его жене! Шервинский . Какая вы ему жена! Елена . То есть как? Шервинский . Вы посмотрите на себя в зеркало. Вы красивая, умная, как говорится, интеллектуально развитая. Вообще женщина на ять. Аккомпанируете прекрасно на рояле. А он рядом с вами — вешалка, карьерист, штабной момент. Елена . За глаза-то! Отлично! (Зажимает ему рот.) Шервинский . Да я ему это в глаза скажу. Давно хотел. Скажу и вызову на дуэль. Вы с ним несчастливы. Елена . С кем же я буду счастлива? Шервинский . Со мной. Елена . Вы не годитесь. Шервинский . Ого-го!.. Почему это я не гожусь? Елена . Что в вас есть хорошего? Шервинский . Да вы всмотритесь. Елена . Ну побрякушки адъютантские, смазлив, как херувим. И голос. И больше ничего. Шервинский . Так я и знал! Что за несчастье! Все твердят одно и то же: Шервинский — адъютант, Шервинский — певец, то, другое... А что у Шервинского есть душа, этого никто не замечает. И живет Шервинский как бездомная собака, и не к кому Шервинскому на грудь голову склонить. Елена (отталкивает его голову) . Вот гнусный ловелас! Мне известны ваши похождения. Всем одно и то же говорите. И этой вашей, длинной. Фу, губы накрашенные... Шервинский . Она не длинная. Это меццо-сопрано. Елена Васильевна, ей-Богу, ничего подобного я ей не говорил и не скажу. Нехорошо с вашей стороны, Лена, как нехорошо с твоей стороны, Лена. Елена . Я вам не Лена! Шервинский . Ну, нехорошо с твоей стороны, Елена Васильевна. Вообще у вас нет никакого чувства ко мне. Елена . К несчастью, вы мне очень нравитесь. Шервинский . Ага! Нравлюсь. А мужа своего вы не любите. Елена . Нет люблю. Шервинский . Лена, не лги. У женщины, которая любит мужа, не такие глаза. Я видал женские глаза. В них все видно. Елена . Ну да, вы опытны, конечно. Шервинский . Как он уехал?! Елена . И вы бы так сделали. Шервинский . Я? Никогда! Это позорно. Сознайтесь, что вы его не любите! Елена . Ну, хорошо: не люблю и не уважаю. Не уважаю. Довольны? Но из этого ничего не следует. Уберите руки. Шервинский . А зачем вы тогда поцеловались со мной? Елена . Лжешь ты! Никогда я с тобой не целовалась. Лгун с аксельбантами! Шервинский . Я лгу?.. А у рояля? Я пел «Бога всесильного»... и мы были одни. И даже скажу когда — восьмого ноября. Мы были одни, и ты поцеловала в губы. Елена . Я тебя поцеловала за голос. Понял? За голос. Матерински поцеловала. Потому что голос у тебя замечательный. И больше ничего. Шервинский . Ничего? Елена . Это мучение. Честное слово! Посуда грязная. Эти пьяные. Муж куда-то уехал. Кругом свет... Шервинский . Свет мы уберем. (Тушит верхний свет.) Так хорошо? Слушай, Лена, я тебя очень люблю. Я тебя все равно не выпущу. Ты будешь моей женой. Елена . Пристал, как змея... как змея. Шервинский . Какая же я змея? Елена . Пользуется каждым случаем и соблазняет. Ничего ты не добьешься. Ничего. Какой бы он ни был, не стану я из-за тебя ломать свою жизнь. Может быть, ты еще хуже окажешься. Шервинский . Лена, до чего ты хороша! Елена . Уйди! Я пьяна. Это ты сам меня напоил нарочно. Ты известный негодяй. Вся жизнь наша рушится. Все пропадает, валится. Шервинский . Елена, ты не бойся, я тебя не покину в такую минуту. Я возле тебя буду, Лена. Елена . Выпустите меня. Я боюсь бросить тень на фамилию Тальберг. Шервинский . Лена, ты брось его совсем и выходи за меня... Лена!

Целуются.

Разведешься?

Елена . Ах, пропади все пропадом!

Целуются.

Лариосик (внезапно) . Не целуйтесь, а то меня тошнит. Елена . Пустите меня! Боже мой! (Убегает.) Лариосик . Ох!.. Шервинский . Молодой человек, вы ничего не видали! Лариосик (мутно) . Нет, видал. Шервинский . То есть как? Лариосик . Если у тебя король, ходи с короля, а дам не трогай!.. Не трогай!.. Ой!.. Шервинский . Я с вами не играл. Лариосик . Нет, ты играл. Шервинский . Боже, как нарезался! Лариосик . Вот посмотрим, что мама вам скажет, когда я умру. Я говорил, что я человек не военный, мне водки столько нельзя. (Падает на грудь Шервинскому.) Шервинский . Как надрался!

Часы бьют три, играют менуэт.

Занавес

«Кто уходит на охоту, теряет свое место» (фр.). Переводы иностранных текстов даны по первому изданию пьесы: Булгаков М. Дни Турбиных. Последние дни. М., 1955.

Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.

Пьеса была разрешена к постановке.

В дальнейшем она неоднократно редактировалась. В настоящее время известны три редакции пьесы; две первые имеют то же название, что и роман, однако из-за проблем с цензурой его пришлось сменить. Название «Дни Турбиных» использовалось и для романа. В частности, первое его издание (1927 и 1929 гг., издательство «Concorde», г. Париж) было озаглавлено «Дни Турбиных (Белая гвардия)» . Среди исследователей не существует единого мнения относительно того, какую редакцию считать последней . Одни указывают на то, что третья появилась в результате запрета второй и поэтому не может считаться окончательным проявлением авторской воли. Другие утверждают, что именно «Дни Турбиных» должны быть признаны основным текстом, поскольку по ним уже много десятилетий играют спектакли. Рукописи пьесы не сохранились. Третья редакция впервые опубликована Е. С. Булгаковой в 1955 году . Вторая редакция впервые увидела свет в Мюнхене .

Действующие лица

  • Турбин Алексей Васильевич - полковник-артиллерист, 30 лет.
  • Турбин Николай - его брат, 18 лет.
  • Тальберг Елена Васильевна - их сестра, 24 года.
  • Тальберг Владимир Робертович - генштаба полковник, её муж, 38 год.
  • Мышлаевский Виктор Викторович - штабс-капитан , артиллерист, 38 лет.
  • Шервинский Леонид Юрьевич - поручик , личный адъютант гетмана .
  • Студзинский Александр Брониславович - капитан, 29 лет.
  • Лариосик - кузен из Житомира , 21 год.
  • Гетман всея Украины (Павел Скоропадский).
  • Болботун - командир 1-й конной петлюровской дивизии (прототип - Болбочан).
  • Галаньба - сотник-петлюровец, бывший уланский ротмистр.
  • Ураган.
  • Кирпатый.
  • Фон Шратт - германский генерал.
  • Фон Дуст - германский майор.
  • Врач германской армии.
  • Дезертир-сечевик.
  • Человек с корзиной.
  • Камер-лакей.
  • Максим - бывший гимназический педель , 60 лет.
  • Гайдамак-телефонист.
  • Первый офицер.
  • Второй офицер.
  • Третий офицер.
  • Первый юнкер.
  • Второй юнкер.
  • Третий юнкер.
  • Юнкера и гайдамаки .

Сюжет

События, описанные в пьесе, происходят в конце 1918 - начале 1919 годов в Киеве и охватывают собой падение режима гетмана Скоропадского , приход Петлюры и изгнание его из города большевиками . На фоне постоянной смены власти происходит личная трагедия семьи Турбиных, ломаются основы старой жизни.

Первая редакция имела 5 актов, а вторая и третья - только 4.

Критика

Современные критики считают «Дни Турбиных» вершиной театрального успеха Булгакова, но её сценическая судьба была сложна . Впервые поставленная во МХАТе, пьеса пользовалась большим зрительским успехом, но получила разгромные рецензии в тогдашней советской прессе. В статье журнала «Новый зритель » от 2 февраля 1927 года Булгаков отчеркнул следующее :

Мы готовы согласиться с некоторыми из наших друзей, что «Дни Турбиных» циничная попытка идеализировать белогвардейщину, но мы не сомневаемся в том, что именно «Дни Турбиных» - осиновый кол в её гроб. Почему? Потому, что для здорового советского зрителя самая идеальная слякоть не может представить соблазна, а для вымирающих активных врагов и для пассивных, дряблых, равнодушных обывателей та же слякоть не может дать ни упора, ни заряда против нас. Всё равно как похоронный гимн не может служить военным маршем.

Однако сам Сталин в письме к драматургу В. Билль-Белоцерковскому указывал, что пьеса нравится ему наоборот, из-за того, что в ней показано поражение белых :

Почему так часто ставят на сцене пьесы Булгакова? Потому, должно быть, что своих пьес, годных для постановки, не хватает. На безрыбьи даже «Дни Турбиных» - рыба. (…) Что касается собственно пьесы «Дни Турбиных», то она не так уж плоха, ибо она даёт больше пользы, чем вреда. Не забудьте, что основное впечатление, остающееся у зрителя от этой пьесы, есть впечатление, благоприятное для большевиков: «если даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав своё дело окончательно проигранным, - значит, большевики непобедимы, с ними, большевиками, ничего не поделаешь», «Дни Турбиных» есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма.

После возобновления спектакля в 1932 году появилась статья Вс. Вишневского :

Ну вот, посмотрели «Дни Турбиных» <…> Махонькие, из офицерских собраний, с запахом «выпивона и закусона» страстишки, любвишки, делишки. Мелодраматические узоры, немножко российских чувств, немножко музычки. Я слышу: Какого чёрта! <…> Чего достиг? Того, что все смотрят пьесу, покачивая головами и вспоминают рамзинское дело …

- «Когда я буду вскоре умирать…» Переписка М. А. Булгакова с П. С. Поповым (1928-1940). - М.:ЭКСМО, 2003. - С. 123-125

Для Михаила Булгакова, перебивавшегося случайными заработками, постановка в МХАТе была едва ли не единственной возможностью содержать семью.

Постановки

  • - МХАТ. Режиссёр Илья Судаков , художник Николай Ульянов , художественный руководитель постановки К. С. Станиславский . Роли исполняли: Алексей Турбин - Николай Хмелёв , Николка - Иван Кудрявцев , Елена - Вера Соколова, Шервинский - Марк Прудкин , Студзинский - Евгений Калужский , Мышлаевский - Борис Добронравов , Тальберг - Всеволод Вербицкий , Лариосик - Михаил Яншин , Фон Шратт - Виктор Станицын , фон Дуст - Роберт Шиллинг , Гетман - Владимир Ершов , дезертир - Николай Титушин , Болботун - Александр Андерс , Максим - Михаил Кедров , также Сергей Блинников , Владимир Истрин , Борис Малолетков , Василий Новиков . Премьера состоялась 5 октября 1926 года .

В исключённых сценах (с пойманным петлюровцами евреем, Василисой и Вандой) должны были играть Иосиф Раевский и Михаил Тарханов с Анастасией Зуевой , соответственно.

Машинистка И. С. Раабен (дочь генерала Каменского), которая печатала роман Белая гвардия и которую Булгаков пригласил на спектакль вспоминала: «Спектакль был потрясающий, потому что все было живо в памяти у людей. Были истерики, обмороки, семь человек увезла скорая помощь, потому что среди зрителей были люди, пережившие и Петлюру, и киевские эти ужасы, и вообще трудности гражданской войны…»

Публицист И. Л. Солоневич впоследствии описывал неординарные события, связанные с постановкой:

… Кажется, в 1929 году Московский художественный театр ставил известную тогда пьесу Булгакова «Дни Турбиных». Это было повествование об обманутых белогвардейских офицерах, застрявших в Киеве. Публика Московского художественного театра не была средней публикой. Это было «отбор». Билеты в театры распределялись профсоюзами, и верхушка интеллигенции, бюрократии и партии получала, конечно, лучшие места и в лучших театрах. В числе этой бюрократии были и я: я работал как раз в том отделе профсоюза, который эти билеты распределял. По ходу пьесы, белогвардейские офицеры пьют водку и поют «Боже, Царя храни! ». Это был лучший театр в мире, и на его сцене выступали лучшие артисты мира. И вот - начинается - чуть-чуть вразброд, как и полагается пьяной компании:

«Боже, Царя храни»…

И вот тут наступает необъяснимое: зал начинает вставать . Голоса артистов крепнут. Артисты поют стоя и зал слушает стоя: рядом со мной сидел мой шеф по культурно-просветительной деятельности - коммунист из рабочих. Он тоже встал. Люди стояли, слушали и плакали. Потом мой коммунист, путаясь и нервничая, пытался мне что-то объяснить что-то совершенно беспомощное. Я ему помог: это массовое внушение. Но это было не только внушением.

За эту демонстрацию пьесу сняли с репертуара. Потом попытались поставить опять - причём от режиссуры потребовали, чтобы «Боже Царя храни» было спето, как пьяное издевательство. Из этого ничего не вышло - не знаю, почему именно - и пьесу сняли окончательно. Об этом происшествии в своё время знала «вся Москва».

- Солоневич И. Л. Загадка и разгадка России. М.: Издательство «ФондИВ», 2008. С.451

После снятия с репертуара в 1929 году спектакль был возобновлён 18 февраля 1932 года и сохранялся на сцене Художественного театра вплоть до июня 1941 года . Всего в 1926-1941 годах пьеса прошла 987 раз.

М. А. Булгаков писал в письме П. С. Попову 24 апреля 1932 года о возобновлении спектакля:

От Тверской до Театра стояли мужские фигуры и бормотали механически: «Нет ли лишнего билетика?» То же было и со стороны Дмитровки.
В зале я не был. Я был за кулисами, и актёры волновались так, что заразили меня. Я стал перемещаться с места на место, опустели руки и ноги. Во всех концах звонки, то свет ударит в софитах, то вдруг, как в шахте, тьма, и <…> кажется, что спектакль идёт с вертящей голову быстротой… Топорков играет Мышлаевского первоклассно… Актёры волновались так, что бледнели под гримом, <…> а глаза были замученные, настороженные, выспрашивающие…
Занавес давали 20 раз.

- «Когда я буду вскоре умирать…» Переписка М. А. Булгакова с П. С. Поповым (1928-1940). - М.:ЭКСМО, 2003. - С. 117-118

Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L"Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l"aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l"Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l"armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d"honneur que j"ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.